Императорская власть.
Византийская монархия стала новым историческим этапом в развитии форм монархической государственности вообще – по сравнению и с эллинистической, и с римской монархией. Император не просто возглавлял государство, его фигура и власть стояли в центре всех властных и административных отношений, включая социально-хозяйственный уклад и религиозную жизнь.
Правитель империи обладал особым личным и политическим статусом. Это подчеркивалось особой титулатурой, знаками достоинства, почти священным характером власти. С IV в. императоры стали применять к себе греческий титул василевса («царствующего»), с VII в. он считался уже официальным. К XIII в. прибавилось обозначение правителя как «автократора ромеев» (самодержца). Наряду с царской диадемой, мантией и особыми сапогами (взятыми от римлян) византийские монархи стали отличать себя особой короной, перенятой в IV в. от персов. Воспринята была и процедура коронации нового правителя: вначале ее совершал префект претория, с V в. – константинопольский патриарх. Коронация не считалась необходимым конституционным требованием для признания власти монарха, чтобы не ставить его в зависимость от церковных властей.
В период зрелой империи закрепилось признание богоустановленности власти василевса: «Моя императорская власть была свыше поставлена... Десница Господа возложила на меня власть» (Феодор Ласкарь. «Силенциум»). Это в особенности должно было выделить абсолютную безответственность и самовластность василевса. Византийские правители изначально считали несуществующими какие-либо политические или правовые ограничения их статуса, подобно римскому lex de imperium. Император считался стоящим вне закона и выше него: «Бог подчинил императору законы, посылая его людям как одушевленный закон»*.
* Новеллы Юстиниана, 105, § 4.
Положение императора выражалось в совершенно особых, уже не чисто воинских почестях, которые было предписано ему оказывать, в особо торжественных процедурах и обрядах общения с ним, принятых при византийском дворе. Достоинство императора распространялось и на его семью. Императрица считалась как бы коллегой супруга, правительницей, и обладала также государственным статусом. Другие члены императорской фамилии составляли высшие ранги служилой иерархии.
Власть василевса была неограниченной во всех отношениях. Однако считалось, что в своем правлении и даже в законодательстве монарх должен придерживаться некоторых общих правил. При восшествии на престол василевсы приносили царственную присягу, в которой обязывались признавать правила Св. Писания, семи вселенских соборов, воздерживаться от смертной казни и калечащих наказаний в отношении подданных. Традиция римского права, переданная законодательством Юстиниана, также должна была уважаться. Нельзя было издавать специальных постановлений в нарушение всеобщих законов. За этим был даже специальный бюрократический контроль в виде правила множественного визирования. Власть должна была придерживаться некоторых правил политической этики, направленных к благу народа и государства: «Император есть законный господин, общее благо всех подданных, который не внемлет страстям ни в благодеянии, ни гневу в наказании. Он должен защищать и поддерживать прежде всех Священное писание, постановления семи соборов, затем права римские»*. Закрепленные законодательно, эти правила создав вали особый режим объективной законности, присущий византийской монархии. Хотя влияние его на практику было более религиозно-моральным, этот режим был важной особенностью властной законодательной деятельности.
* Эпанагога, исправ. по Прохирону. Тит. I.
Верховенство власти монарха выражалось и в том, что василевс по собственному усмотрению определял наследника престола. Выверенной традиции престолонаследия в Византии не было ни юридически, ни фактически (особенно, учитывая, что из 107 правителей за историю империи только 42 умерли своей смертью). Наследник избирался царствующим императором – чаще из прямых потомков или родственников, но в принципе это не было обязательным. При своей жизни император передавал преемнику императорские права. Только с IX в. предпочтение стало оказываться сыновьям императора. Нередки были случаи раздела престола между несколькими соправителями; в Х в. таких случилось даже до пяти одновременно. Возможность самовольного прихода к власти, ссылаясь на мифическую волю предыдущего монарха, сделала дворцовую борьбу за престол важнейшим ослабляющим фактором византийской государственности.
Окончательное восшествие на престол сопровождалось провозглашением «согласия великого сената и народа Константинополя». Такая зависимость от согласия знати и городского патрициата была вполне реальной до IX в. Но и в дальнейшем при прерывании династий, внутренних смутах не раз нового василевса избирали из военачальников, родственников прежних монархов. Определяющую роль в избрании играла землевладельческая, а затем и бюрократическая знать, представленная сословием сенаторов. В период ранней империи немалое значение в провозглашении монархов имели и особые спортивно-политические партии горожан – димы. Политические объединения развились из сложившихся еще в римское время цирковых партий болельщиков, различавших себя по цветам возничих колесниц: левки (белые), венеты (синие), русии (красные), прасины (зеленые). Со временем значимыми стали только венеты и прасины, а другие примыкали к ним. Собираясь на стадионах, партии закрепили за собой права предъявлять требования василевсам, участвовать в решениях важных политических вопросов, в том числе в провозглашении императора. Разделение по партиям приобрело и социальную окраску: венеты объединяли преимущественно выходцев из греко-римской земельной аристократии, прасины – торгово-финансовое население столицы и крупнейших городов. Во главе димы избирался димарх. Для участия в охране столицы за объединениями признавалось право иметь вооруженную милицию (до 1-1,5 тыс. ополченцев), которая бывала важной силой во внутренних смутах и дворцовых переворотах. Различия партий дополнялись и приверженностью их к разным течениям внутри православия. До IX в. димы были реальными участниками государственно-политической жизни империи.