Судопроизводство.
Администрация была в Древней Японии тесно связана с юстицией. На самом высшем уровне и на уровне местном судопроизводство осуществляли одни и те же учреждения. Однако существовали и специальные юридические ведомства.
Все судебные дела первоначально должны были передаваться в низшие органы власти: «в административный орган по месту основной приписки» (т. е., по-видимому, налогообложения). Допускалось подавать жалобу и в ближайшее административное управление. Затем при наличии оснований и с «письменным изложением недовольства» истца или ответчика дело можно было передавать на обжалование выше по инстанции. Конечным пунктом судопроизводства могло стать рассмотрение дела в Государственном совете. Только после неудовлетворительного решения в Совете можно было апеллировать к императору.
Император считался высшей судебной властью, однако непосредственным судьей он не являлся. От его имени это производил Государственный совет. Императору принадлежало право помилования и амнистии, утверждения смертных приговоров, приема апелляций на неудовлетворительные по содержанию решения Государственного совета.
Реально важнейшим специализированным судопроизводственным органом было министерство юстиции, или «наказаний» (гебусё). Оно состояло из трех специализированных ведомств: центрального управления, управления штрафов и управления тюрем (всего чиновников насчитывалось до 270). Министерству подчинялись судебные чиновники в составе городских (столичных) управлений и провинциальных администраций. Здесь в равной степени и почти в одинаковой процедуре разбирались жалобы по гражданским и уголовным делам. Из компетенции министерских судов были изъяты только дела знати и чиновников выше пятого ранга; их судили в придворном ведомстве.
Административные ведомства и расследовали дела, и выносили решения. Однако следствие и суд (по уголовным делам), по-видимому, были разделены друг от друга: в штатах министерства упоминались раздельно судьи и следователи. Решения по делам требовалось выносить строго по месту возбуждения дела. Исполнение приговора производилось по-разному, в зависимости от важности преступления и тяжести наказания: более тяжелые преступления полагалось рассматривать вторично в более высоких инстанциях (в провинции, в столице) и там приводить приговор. В случае смертных приговоров утверждение его императором и Государственным советом затребовалось даже трижды. Местом исполнения смертной казни определялся городской базар. Чинам выше седьмого ранга, царевичам разрешалось в замену смерной казни прибегнуть к самоубийству.
Многократная перепроверка материалов дела составляла сущность и предварительного расследования. Оно начиналось либо с заявления, либо с доноса. Первейшим действием следователя был арест – и обвиняемого, и обвинителя; задерживали и доносчика. После первой проверки и установления истины невиновного отпускали. Во-первых, следователя обязывали оценить заявление по пяти аспектам: как арестованный говорит, как слушает, каково выражение лица и т. п. Во-вторых, должны быть правильно оценены улики. В случае противоречий, подозрительности обстоятельств предписывалось применять пытку к подследственному – довольно примитивную (битье палками). Пытку можно было повторять троекратно с интервалами в 20 дней. Правила законов допускали, что арестованный и умрет в процессе дознания. Об этом эпически-спокойно предписывалось «доложить начальству». По незначительным преступлениям следствие шло сокращенным порядком, по обвинениям в мятеже предусматривалось какое-то особое разыскание.
Одной из важнейших особенностей древнего судопроизводства было требование строгой подзаконности судебных решений: чиновникам предписывалось «придерживаться официального текста уголовных и гражданских законов».
Еще одной, чисто японской особенностью древнего судопроизводства было требование доноса о преступлении от всех якобы знавших о нем. Касалось это прежде всего родственников жертвы, а также и виноватого. Вероятно, таким образом в общей форме стимулировалось моральное осуждение нарушителя законов и правил, столь важное для конфуцианства и для буддизма. (Родственников жертвы обязывали доносить еще и потому, чтобы обеспечить исполнение государственного закона, а не сделки с возможным преступником.) Родственник, который знал о преступлении, но спустя месяц не донес о нем, подвергался также наказанию, хотя и несколько ниже подлинного преступника. Вместе с тем младшие родственники и слуги, рабы виновного были освобождены от обязанности доносить. Так древний закон находил компромисс между государственным правом и семейной моралью. Впрочем, при совершении самых тяжких преступлений – государственных – доносить вменялось в моральный долг (уже иначе понимаемый) всем, включая рабов.